Он чуть не высказал все это вслух – но вспомнил слова кота: "Молчи, молчи, молчи", – и промолчал, только показал клыки и стиснул кулаки, врезав когти в ладони.
– Хорошие зубки, – констатировал мертвяк под одобрительные смешки. – Как сахарок. Если сегодня выживет, я придумаю, кому его показать… Ник, открой-ка мне кота.
Рамон в настоящем ужасе услышал, как щелкнуло магнитное реле, и увидел, как кот прижимается в угол спиной и беззвучно шипит навстречу мертвяку – безнадежная отчаянная отвага. А мертвяк преспокойно входит в вольер и протягивает руку к самому лицу кота, будто хочет погладить, приговаривая тем слащавым и холодным тоном, который обычно сопровождает у тварей кормежку живыми:
– Кисонька… это кто ж коготки-то выпускает на людей, а? Кто ж это у нас царапается? У кого давно неприятностей не было, а, киска?
Кот вжался в решетку изо всех сил – Рамон подумал, что у него на спине должны остаться синяки от решетки, и эта мысль сама собой выдернула Младшую Ипостась. Он кинулся на прутья клетки, уже не сдерживая себя, и от души вылаял ту злобу, которая перетекала через край.
Когда он гавкнул первый раз, мертвяк шарахнулся так, что не удержался на ногах. Кот, видимо, почуяв поддержку и собрав все силы, перекинулся и ринулся вперед. Будь ему хоть чуточку легче – когти прошлись бы по шее мертвяка, но ему было слишком плохо. Не успел буквально на пару секунд.
Ник и еще один служитель с глазами мясника выволокли мертвяка из вольера чуть ли не за шиворот, а какой-то мелкий бесцветный третий захлопнул дверь клетки. Двое заколотили палками по решетке Рамона с воплями: "А ну фу! Заткнись, ублюдок!" Теперь, по крайней мере, никто из них не смеялся – Рамон гулко гавкнул еще пару раз и отошел в глубину клетки.
– Если бы эта паршивая кошка не приносила деньги, я бы из нее подушку набил, – процедил мертвяк, отряхиваясь. – Теперь к нему без электрошокера подходить нельзя. Надо было такого пса пока в отдельный бокс поместить, чтобы рысь с толку не сбивал. Но ничего, сегодня вечером эту шавку научат кошкам задницы вылизывать…
Его свита снова оживилась. Мертвяк пошел прочь, люди – следом. Некоторые оборачивались, чтобы потрясти кулаком. Рамон даже не зарычал в ответ от безмерного презрения.
Мертвяк не может оскорбить живого.
Тем временем кот подошел к решетке и сунул свой маленький плоский нос и пышные усы в клетку Рамона. Намек вышел исключительной прозрачности – Рамон понял и подбежал, виляя хвостом. Они впервые основательно, не спеша, обнюхались – уже как товарищи.
Кот оказался не очень здоров, полуголоден и чрезвычайно утомлен, но от него все-таки пахло чистым зверем, чистым, теплым зверем – и Рамон, втягивая этот чудесный запах, ощутил волну нежности, поднимающуюся со дна души. От избытка чувств и понимания он даже лизнул кота в глаз. Тот сморщился, отстранился и вернулся в Старшую Ипостась.
Рамон последовал его примеру – они оба просунули руки сквозь решетку и переплели пальцы, прижались друг к другу, насколько вышло, и легонько стукнулись лбами. Им обоим очень хотелось согреться.
– Мы выберемся отсюда, – сказал Рамон, ткнув кота носом в щеку.
– Да перестань ты тыкаться, – сказал кот устало. – Лучше погладь меня за ухом, осторожно… бобик…
Рамон высвободил руку и погладил пышную бакенбарду цвета соломы. Кот подался вперед и тихонько заурчал. Все-таки он младше, подумал Рамон. Я – главный. А кот – младше, легче, меньше ростом, и вот какие тонкие косточки… как у детеныша… Но отважный боец, сильный, молодчина, может уже считать себя в моей Стае…
В нашей с Локкером Стае.
В Стае Локкера.
Рамон приподнял голову кота за подбородок. Кот томно приоткрыл сощуренные глаза, продолжая урчать.
– Мы с тобой – Стая, да? – спросил Рамон. – Стая, да, боец?
Кот нахмурился и высвободился классическим строптивым движением, мягко шлепнув Рамона по носу.
– Ну какая мы Стая, бобик? – усмехнулся он. – Какая Стая из пса с котом? Брось глупости болтать.
Но Рамон чуял, что сказано это от кошачьего упрямства и из принципа.
– Ладно, ладно, – сказал примирительно. Они оба уже осознали, что факт Стаи – это уже решенное дело. Кот даже потихоньку начинал ощущаться ментально. Но тут Рамон вспомнил слова мертвяка, которые поразили его и заставили задуматься – спросил:
– Кот… тот, дохлый, сказал – "выстави его против Рыжей". Кто это – Рыжая? Как это – "выстави"?
Кот вздохнул.
– Да я ведь об этом уже битый час толкую, бобик. Собачьи бои – вот у них тут что. Собачьи бои – и тотализатор. И тебе драться уже нынче. Тебе принесут еду и воду – но в них будет наркотик, стимулятор, чтобы ты взбесился и боли не чувствовал. И не думал. Не ешь и не пей, если хочешь, чтобы Старшая Ипостась уцелела – а то она умрет раньше тебя. Я дам тебе своей еды… Твое счастье, что эта дрянь по первому разу хорошо работает только через желудок, а то они б тебя давно накололи…
Рамон содрогнулся.
– А ты? Откуда у тебя еда без отравы? И зачем им ты – ты же не пес…
Кот привалился головой к плечу Рамона мирным доверительным движением, которого его еще никогда не удостаивали кошки.
– Я, чтоб ты знал, и без наркоты порву любого пса… Ну, почти любого. Они это знают, держат меня для эффектных драк, выставляют против самых бешеных идиотов… вот и все. Хотя… есть и еще кое-что, но тебе, бобик, это знать ни к чему.
– Я – Рамон.
– А… я – Мэллу… но какая разница? Мы с тобой все равно умрем здесь. Только хочется умереть хорошо, разумно умереть, чтобы Старшая Ипостась свободной ушла на новые круги – а не как придушенная мышь…