Зеленая кровь - Страница 58

– В общем, вы – противник мертвяков? – спросил ведущий. Пот сползал с его лица уже не каплями, а струйками, волосы прилипли ко лбу.

– Я стараюсь быть объективным, – сказал Улаф. – Иногда, общаясь с подростками, предпринявшими неудачную попытку суицида, я думаю, что меры, принимаемые нашим обществом, еще недостаточно решительны…

– То есть, вы считаете, что я заслуживаю смерти только потому, что у меня, как считается, темная аура? – спросил мертвяк с холодной иронией. – Любопытно, что в нашем гуманном обществе еще не санкционируется убийство больных распадом легких – это ведь смертельная болезнь, которой легко можно заразить окружающих, они тоже приносят вред…

– Дело в том, – мягко сказал Улаф, – что возбудитель альтернативной смерти не найден. Есть гипотеза, хотя и спорная, что заражение ею и, как следствие, новые свойства личности слишком непосредственно зависят от личных качеств субъекта…

– То есть, все альтернативно мертвые – подонки? – спросил мертвяк вызывающе.

Улаф вздохнул.

– Сложно сказать, что чувствует человек, с которым происходят такие изменения, – сказал он, – но… знаете, если бы я заметил, что на меня рычат собаки и дети начинают плакать в моем обществе, а мои близкие страдают депрессиями, то пошел бы в СБ. Или – сначала в церковь, потом в СБ. Мне кажется, что человек не может подвергать опасности жизнь беззащитных. Это грешно.

– Вы верите в Бога? – спросил ведущий.

– Скорей – в человека, – Улаф устало откинулся на спинку кресла. – Простите меня, господа. Здесь нестерпимо душно, а я уже не молод.

– А что скажете вы, доктор? – обратился ведущий к Хорту.

Хорт придвинул к себе папку.

– Душа – предмет темный, – сказал он с почти той же холодной усмешкой, какая звучала в голосе мертвяка. – Эксперты-парапсихики теперь работают в Службе Безопасности и в морге, но, по моему личному мнению, польза от них близка к нулевой. Несмотря на все принятые предрассудки, я считаю, что ауры – это иллюзия, так что рассуждения о том, темная аура у конкретного человека или светлая, ничего не прояснят. Я лично не думаю, что аура – это некий видимый абрис души.

– То есть, вы не верите, что альтернативная смерть – это смерть души, а не тела? – спросил ведущий. Теперь под его глазами сквозь грим темнели синяки, было заметно, что он очень устал. Пот тек крупными каплями; ведущий напоминал зажженную и тающую свечу, его лицо казалось совершенно восковым.

– Я не знаю, что такое душа, – сказал Хорт. – Будем опираться на факты. Танатоидами я называю индивидов, чье вполне физическое тело обладает рядом вполне физических свойств: при жизни оно обладает завидным иммунитетом к большинству инфекций, а после смерти – нормальной, заметьте, биологической смерти, подвергается молниеносному распаду из-за многократно повышенной активности гнилостных бактерий. Вот и все. И кстати: танатоиды – это не мой термин, и мне дико называть это состояние "альтернативной смертью". Это словосочетание явно выдумали невежды, которым невдомек, что смерть – это нечто совсем другое. Полагаю, что расхожее словечко "мертвяки" – это пережиток средневековых суеверий, равно как и суеверный ужас, вызываемый этими людьми. Ужас рассеется, как только выяснится простая и прямая причина, заставляющая бактерий пожирать конкретные трупы со стократно увеличенной скоростью. Тогда же найдется и способ излечения этого странного заболевания, если оно вообще таковым является.

– Доктор, – сказал мертвяк, – как вы расцениваете принятую в нашем обществе практику убийств танатоидов без суда?

– Как средневековое варварство, – ответил Хорт. – Как еще? Господин Улаф утверждает, что танатоиды провоцируют самоубийства, склонность к насилию и сексуальные девиации – это расхожее мнение, но доказательства этой теории представляются мне небезупречными. К тому же, полагаю, что в нашем обществе достаточно потенциальных суицидентов, криминальных личностей и сексуальных извращенцев, которых воспитали вполне обычные люди. У каждого из этих пороков есть свои конкретные причины, но правительству и общественному мнению удобнее и легче иметь козла отпущения. СБ – это громоотвод, это милое учреждение тратит деньги налогоплательщиков на охоту за призраками, только вот в результате гибнут не чудовища, а люди.

– Вы действительно так думаете? – спросил Улаф, почти не скрывая ужаса.

Изображение студии сменилось хроникальными съемками рейдов по зачистке. На экране служебные псы СБ рвали мертвяков в клочья, а ликвидаторы расстреливали их разрывными пулями – зрелище производило впечатление, оно было чересчур кровавым. Хронику смонтировали из одних только сцен ликвидации – в кадре ни разу не мелькнул отвратительный разваливающийся труп. У зрителей создавалось полное впечатление убийств живых людей.

– И вы считаете все это правомочным? – раздался голос Хорта за кадром. – Поскольку принято думать, что все это – смерти во благо, никто не подсчитал, скольким нашим гражданам стоили жизни эти суеверные страхи…

На экране снова появилась студия.

– Все это – неправда, вранье! – закричал хмурый парень из зала. Он был бледен и в поту, его явно тошнило. – Доктор, ты тоже мертвый!

Парень вскочил с места и, сжав кулаки, ринулся к сцене. Его перехватили люди в строгих костюмах, и камера отъехала в сторону, но было вполне слышно, что парня не просто рвет, а наизнанку выворачивает. Половина зала схватилась за носовые платки.

– Как отвратительно, что молодежь не умеет держать себя в руках, – громогласно возмутилась дама в деловом костюме. – Надо же иметь уважение…