Зеленая кровь - Страница 70


К оглавлению

70

В учебниках по танатологической криминалистике всегда довольно определенно говорилось, что сексуальный садизм является признаком мертвяка в сорока процентах случаев, педофилия – в восьмидесяти процентах, а мании садистско-некрофилического характера указывают на мертвяка почти определенно. Другими извращениями мертвяки отличаются много реже – все, что может содержать хоть каплю эмоциональной близости с партнером, для них неприемлемо. Исходя из всего этого, ликвидаторы не сомневались, что суда над Автолюбителем не будет – его просто упокоят и сожгут, как любую ходячую погань.

– А что, жандармы отличились? – Тео поднял чашку кофе, как заздравный кубок. – Коллег можно поздравить и тебя тоже. Ликвиднул гада? Тошно было?

– Нет, – буркнул Дэвис. Пурга просунула морду дальше, до самых ушей – она не хотела смотреть на Тео. – Знаешь, товарищ, этот гад – не мертвяк.

– Значит, это не тот, – сказал Тео легкомысленно и откусил от песочной полоски с патокой. – Ребята, хотите пирожков? Совсем неплохие сегодня…

Потянулся только Гарик. Дэвис сердито сказал:

– Тот самый, капитан. Жандармы его просканировали по полной. Протектор, смывы с колес, пальцы, кровь, сперма… Тот самый гад, будь уверен. Привязали железно. Находиться рядом – тошнит. Но не мертвяк.

Тео поставил чашку и тронул Пургу за кончик атласного уха:

– Эй, красавица, ты не ошиблась?

Пурга дернула ухом и тяжело вздохнула, так и не взглянув на него. Дэвис сказал:

– У охранников в Замке свои псы. Его уже нюхали. Нас вызвали, чтобы убедиться, понимаешь? Пурга никогда не ошибается. У нее тридцать семь ликвидаций, не нос – алмаз, а ты говоришь… Этот подонок – живой, Тео. Когда моя псина обнюхала и отошла, он заверещал, как резаный: "Убедились, что у меня есть права, мусорье позорное? Звоните адвокату!"… Меня чуть не вырвало.

Мордочка Гарика подсунулась под руку Тео, и он машинально погладил щенка. Информация тяжело укладывалась в голове. Живых членов общества не убивают… Значит, будет суд, который приговорит гада к заключению в тюрьме… если в тюрьме гад не станет мертвяком и его не упокоят надзиратели, что вполне возможно, то через несколько лет он выйдет на свободу, что возможно не в меньшей степени.

Но дико даже не это. Дико, что живой человек делал вещи, о которых другим живым и подумать-то нестерпимо. Живой вел себя, как нелюдь. Дико настолько, что почти жутко.

Нет, конечно, Тео хорошо помнил историю. Была Охота на ведьм, была Мировая война, было то, что теперь называют Кромешным Бунтом и Мертвыми годами, были массовые расстрелы и убийства газом, пытки, каторга, где тоже убивали тысячами – все это правда. Но ведь ученые считают, что первые массовые убийства начались именно тогда, когда альтернативная смерть перестала быть единичным явлением.

В любом учебнике написано, что способность убивать себе подобных ради удовольствия – есть первый признак мертвяка, как и наслаждение смертью вообще. Именно исходя из этого, государство создало СБ, а Тео служит в СБ.

Ведь не может же живой человек… здесь какая-то явная ошибка.

Когда позвонил Хольвин, у Тео только усилилось явственное ощущение, что вокруг происходит нечто необычное и отвратительное. На совещание перед началом патрулирования он пошел в совершенно расстроенных чувствах.

А после обычных инструкций и плана на день полковник Огюстер неожиданно сказал:

– Еще предупреждаю всех ликвидаторов: удвойте бдительность и будьте предельно внимательны. Не поддавайтесь на провокации.

– Что, возможны провокации? – спросил Норм. У него имелся некоторый опыт на сей счет.

– Все возможно, – Огюстер вздохнул. Тео подумал, что полковник изрядно сдал за последнее время, он казался совсем старым в свои пятьдесят с хвостиком. – Не забывайте, что криминал, не связанный с дохлятиной – не наше дело. Во всех сомнительных случаях вызывайте жандармов. А то будет, как с тем нацистом…

Нацист вместе со своими дружками-единомышленниками, изрядно накачавшись спиртным, сперва лупил парнишку-эмигранта южных кровей, а потом вытащил нож. Ликвидатор, оказавшийся на месте быстрее жандармов, выстрелил в воздух и спустил пса. Потом было самое, что ни на есть, нервотрепательное и муторное служебное расследование, а газетчики орали в голос о том, как инквизиторы травят собаками живых людей. По непонятной причине нацист, попавший в больницу с прокушенным запястьем, оказался в глазах общественности более драматической фигурой, чем юный южанин, отделавшийся сотрясением мозга и чудом не порезанный на ленточки.

Ликвидаторы мрачно разошлись. Никто из них и не ждал, что его назовут героем, если случайный горожанин будет спасен без надлежащих прав у спасателей. Судя по выражениям лиц, мысли их одолевали самые мизантропические.

Гарик, дожидавшийся в комнате дежурных, вскочил, виляя хвостом, но Тео остановил его:

– Сегодня со мной Рамон поедет. Отдыхай, – почему-то страшно стало брать сегодня щенка.

Гарик перекинулся, обиженно сказал:

– Ах, я же совсем не устал… Поедем нюхать, а? Хозяин, поедем, а?

– Мы с тобой вечером погуляем, – сказал Тео.

Гарик опечалился, снова перекинулся и лег, свернувшись на вытертом диване пестрым колечком. Из коридора Тео окликнул Феликс:

– Господин капитан, мы готовы! – он улыбался во весь рот, у его ноги сидел наконец вернувшийся в строй бесценный Рамон, черный и блестящий, и тоже ухмылялся во всю пасть, показывая сахарные клыки. – "Ради жизни и счастья живых – снова в бой!", – процитировал Феликс с веселым пафосом.

70