Зеленая кровь - Страница 62

Волк.

Утром в районном офисе Лиги при ветеринарной клинике было почти пустынно. Редкие посетители изучали расписание приемных часов врачей-специалистов и плакаты-агитки. Холл был гулок, как пещера. Хольвин подошел к стеклянной кабинке секретаря.

– Доброе утро, господин Хольвин, – сказала Чита.

– Привет, дорогая, – кивнул Хольвин, улыбаясь. – Как поживаешь?

Чита смутилась, застенчиво улыбнулась и опустила ресницы, рассматривая свои темные, длинные, очень красивые пальцы. Редкий двоесущный справился бы с такой непростой работой, какую требует должность секретаря ветеринарной клиники Лиги, но это очаровательное существо было от природы наделено вниманием, дружелюбием и чувством ответственности, а потому справлялось играючи. Ей нравилось рассуждать и быть по-человечески вежливой. Посетители, лишенные чутья Хозяев, даже не узнавали в этой подчеркнуто любезной, неторопливой, полноватой и очень милой мулатке с рыжеватыми волосами и в алом жакете двоесущного орангутанга. Только наметанный глаз отметил бы под тщательным камуфляжем обаятельную пластику человекообразной обезьяны, а в неторопливости узнал бы особенности мышления крупного примата этой породы.

Двоесущные-человекообразные изображают людей лучше всех. Чита, привезенная в северный город контрабандой и хлебнувшая немало лиха, найдя, наконец, уютную пристань в приюте Лиги, из чистого любопытства и природной общительности за два года освоила компьютерное делопроизводство и человеческий этикет. Она даже научилась выбирать себе одежду в магазине и красить ногти ярким лаком, а губы – помадой. К сожалению, отлично освоив использование денег, Чита злоупотребляла сладостями – за последнее время она заметно пополнела. На отвороте ее жакета сияла большая стразовая брошь.

– Замечательно выглядишь, – сказал Хольвин, погладив обезьяну по руке. – У тебя новая брошка? Очень красиво.

– Новая. Спасибо, господин Хольвин, – Чита заглянула в монитор, проверяя электронный ежедневник, и не торопясь, перечислила: – Вас хотел видеть господин Бруно. А еще вас ожидает господин полковник Гобс. В кабинете номер сто четырнадцать.

– Погоди, дорогая… Полковник Гобс? Я такого не знаю. Жандармский полковник? Или – СБ?

– Нет, господин Хольвин, – Чита всмотрелась в запись. – Он сказал – полковник Особого Отдела, с полномочиями Министерства Обороны, – и подняв от монитора на лицо Хольвина темные, чуть-чуть раскосые очи, добавила: – Военный полковник. В одежде такого цвета, как гнилая вода, а на одежде – блестящие штучки. А вот тут – орден. Крылья Победы.

Хольвин вздохнул, втягивая в себя невольное раздражение.

– Это плохо? – сочувственно спросила Чита. – Плохо, что он пришел, да?

– Он тебе понравился? – спросил Хольвин.

– Нет, – кротко сказала Чита. – Но я была вежливая.

Хольвин снова ее погладил и сделал знак Шаграту, расположившемуся, было, в кресле холла. Пес с готовностью подбежал.

– Здравствуй, Шаграт, – тут же сказала Чита и протянула руку.

– Мертвяк тут был? – угрюмо спросил Шаграт, принюхиваясь. – Да?

– Кажется, нет, – но в голосе Читы уверенности не слышалось. Хольвина это вовсе не обрадовало.

А в кабинете сто четырнадцать слоями плавал сигаретный дым, и по этикету надо бы было сделать вид, что запах яда – обычное положение вещей. Хольвин, впрочем, решил, что условности излишни, и с порога открыл окно. В кабинет втек утренний осенний запах, разбавленный бензиновыми парами. Полковник, грузный мужчина с круглым щекастым лицом, благодушно наблюдал и улыбался не просто вежливо, а прямо-таки радостно; от его улыбки в кабинете стало душнее, чем от запаха дыма. Хольвин отчетливо чувствовал коленом напряженные мышцы Шаграта, но пес не лаял и не кидался. Полковник по всем статьям поразительно походил на мертвяка, но был живым. Оставалось поражаться, насколько нынче стираются грани между существом без души и существом с душой, но патологическими изъянами в ней. Нынешние мертвяки в порядке мимикрии способны разглагольствовать об искусстве и справедливости, они весьма достоверно изображают человеческое понимание – а живые пьют из других живых энергию и чуть ли не кровь, делая это так непринужденно и уверенно, что впору усомниться в нюхе собственного пса…

Интуиция не обманывает Хозяев – надвигается беда. С популяцией нечто происходит. Она грозит уничтожить саму себя изнутри. Не назвать ли это социальным раком, к примеру? Природа создает вирусы, провоцирует эпидемии – мы создаем вакцины, мешаем естественному отбору сокращать нашу численность. Природа провоцирует катаклизмы, землетрясения, извержения, цунами – но процент убыли в популяции ничтожно мал. В городах, конечно, люди инстинктивно сокращают рождаемость – но этого недостаточно для восстановления равновесия. Когда перенаселение стало критическим, природа создала мертвяков, которые усугубляют естественную смертность в городах – но люди научились вычислять и уничтожать их раньше, чем каждый из них отработается по-настоящему и вызовет гибель достаточного количества особей.

И вот, похоже, у природы нашлось последнее средство. Новый сюрприз, социальный рак. Ультимативная стратегия. Мы не знаем, как с этим бороться. Это может не просто отрегулировать численность популяции – это может нас уничтожить вместе с окружающим миром. Мы доигрались…

Но все еще продолжаем свои игры в войнушку за мировое господство. Наша Стая самая крутая. Любопытно, откуда в homo sapiens такой заряд агрессии ко всему живому? Ведь наши родичи и товарищи, человекообразные, по большей части мирные и кроткие создания… Почему homo sapiens легко питаются себе подобными? Откуда у них генетическое отсутствие запрета на убийство себе подобных? Мы ведь уже точно знаем, что никто из приматов не питается собственными сородичами, даже те, кто, подобно человеку, всеядны… Странно представить себе, что именно это чисто человеческое. Не воспетая духовность и мораль, а возможность каннибализма… славно… Любопытно, если именно из-за этой особенности мы и дошли до "сияющих вершин эволюции" – выжили, единственные из прямоходящих. И при этом еще наивно удивляемся, что наши собратья просто и без затей, без особенной нужды, а часто – для забавы, убивают других живых существ. Смешно. Нам же можно убивать кого угодно. У нас нет запретов. У нас нет врожденного Кодекса Чести Стаи, как у других стайных животных, поэтому мы придумываем себе мораль. Дурную, как правило. Противоприродную, ничего не решающую.